— Сегодня душно, — говорила Елизавета Сергеевна.
— Будет дождь, — категорически объявила Лучицкая.
— Неужели? — усомнилась гостья.
— Верьте Маргарите, — захрипел старик. — Ей известно всё, что будет. Она ежедневно уверяет меня в этом. Ты, говорит, умрёшь, а Варьку ограбят и сломят ей голову… видите? Я спорю: — дочь полковника Олесова не позволит кому-нибудь сломить ей голову, — она сама это сделает! А что я умру — это правда… так должно быть. А вы, господин учёный, как себя здесь чувствуете? Тощища в кубе, не правда ли?
— Нет, почему же? Красивая лесная местность… — любезно откликнулся Ипполит.
— Красивая местность, — здесь-то? Пхе! Это значит, что вы не видали красивого на земле. Красивое — это долина Казанлыка в Болгарии, красиво в Хорассане… На Мургабе есть места, как рай… А! Моё драгоценное детище!..
Варенька внесла аромат свежести в затхлый воздух гостиной. Фигура её была окутана в какую-то хламиду из сарпинки светло-сиреневого цвета. В руках она держала большой букет только что срезанных цветов, и её лицо сияло удовольствием.
— Как хорошо, что вы приехали именно сегодня! — восклицала она, здороваясь с гостями. — Я уже собиралась к вам, — они меня загрызли!
Широким жестом руки она указала на отца и тётку, сидевшую рядом с гостьей до того неестественно прямо, точно у неё позвоночник окаменел.
— Варвара! Ты говоришь вздор! — сурово окрикнула она девушку, сверкнув глазами.
— Не кричите! А то я начну рассказывать Ипполиту Сергеевичу о поручике Яковлеве и его пылком сердце…
— Хо-хо-хо! Варька — смирно! Я сам расскажу…
«Куда я попал?» — соображал Ипполит, с удивлением посматривая на сестру.
Но ей, очевидно, было знакомо всё это, в углах её губ дрожала улыбка пренебрежения.
— Иду распорядиться чаем! — объявила Маргарита Лучицкая, не сгибая корпуса, вытянулась кверху и исчезла, окинув полковника укоризненным взглядом.
Варенька села на её место и начала что-то говорить на ухо Елизавете Сергеевне.
«Что у неё за страсть к широким одеждам?» — думал Ипполит Сергеевич, искоса поглядывая на её фигуру, в красивой позе склонённую к сестре.
А полковник гудел, как разбитый контрабас:
— Вы, конечно, знаете, что Маргарита жена моего товарища, подполковника Лучицкого, убитого при Эски-Загре? Она с ним делала поход, да! Энергичная, знаете, женщина. Ну и вот, был у нас в полку поручик Яковлев, этакая нежная барышня… ему редиф разбил грудь прикладом, чахотка и… конец! И вот он болел, а она за ним ухаживала пять месяцев! а? каково? И, знаете, дала ему слово не выходить замуж. Молодая она была, очень эффектна. За ней ухаживали достойные люди… капитан Шмурло, очень милый хохол, даже спился и бросил службу. Я — тоже… то есть тоже предлагал: «Маргарита! иди за меня замуж!..» Не пошла… очень глупо, но, конечно, благородно. А вот когда меня разбила подагра, она явилась и говорит: «Ты один, я одна…» и прочее такое. Трогательно и свято. Дружба навек, и всегда грызёмся. Она приезжает каждое лето, даже хочет продать имение и переселиться навсегда, то есть до моей смерти. Я ценю, но смешно всё это — да? Хо-хо-хо! Потому что была женщина с огнём и — видите, как он её высушил? Не шути с огнём… хо! Она, знаете, злится, когда рассказываешь эту поэзию её жизни, как она выражается. «Не смей, говорит, оскорблять гнусным языком святыню моего сердца!» Хо-хо! А, в существе дела, — какая святыня? Заблуждение ума… мечты институтки… Жизнь проста, не так ли? Наслаждайся и умри в своё время, вот и вся философия! Но… умри в своё время! А я вот пропустил срок, это скверно, не желаю вам этого…
У Ипполита кружилась голова от рассказа и запаха, который распространял полковник. А Варенька, но обращая на него внимания, вполголоса разговаривала с Елизаветой Сергеевной, слушавшей её внимательно и серьёзно.
— Приглашаю чай пить! — раздался в дверях бас Маргариты Лучицкой. — Варвара, вези отца!
Полканов облегчённо вздохнул и пошёл сзади Вареньки, легко катившей пред собой тяжёлое кресло.
Чай был приготовлен по-английски, с массой холодных закусок. Громадный кровавый ростбиф окружали бутылки вина, и это вызвало довольный хохот у полковника. Казалось, что и его полумёртвые ноги, окутанные медвежьей шкурой, дрогнули от предвкушения удовольствия. Он ехал к столу и, простирая к бутылкам дрожащие пухлые руки, поросшие тёмной шерстью, хохотал, сотрясая воздух столовой, обставленной плетёными стульями.
Чаепитие продолжалось мучительно долго, и всё время полковник с хрипом рассказывал военные анекдоты, Маргарита кратко и басом вставляла свои замечания, а Варенька тихо, но оживлённо разговаривала с Елизаветой Сергеевной.
«О чём она?» — с тоской думал Ипполит, предоставленный в жертву полковнику.
Ему казалось, что сегодня она слишком мало обращает на него внимания, Что это — кокетство? Он чувствовал, что готов рассердиться на неё.
Но вот она Взглянула в его сторону и звонко засмеялась.
«Это сестра обратила её внимание на меня!» — недовольно хмуря брови, сообразил Полканов.
— Ипполит Сергеевич! Вы кончили чай? — спросила Варенька.
— Да, уже…
— Гулять? Я покажу вам славные местечки!
— Пойдёмте. А ты, Лиза, идёшь?
— Я — нет! Мне приятно посидеть с Маргаритой Родионовной и полковником.
— Хо-хо-хо! Приятно постоять на краю могилы, куда сваливается полумёртвое тело моё! Зачем так говорить?
«Сейчас она спросит у меня — вам скучно у нас?» — думал Ипполит, выйдя с Варенькой из комнат в сад. Но она спросила его: